Вороны

Щелкнул сегодня из окна мастерской

Akuma

DEUS CONSERVAT OMNIA

  АКУМА

                         

                            

                           

НАТ. ЗИМНИЙ ПАРК - УТРО.

На вершинах голых деревьев каркают черные вороны. Дородная бонна-немка прогуливает двух девочек, шести и трех лет. Шальной ком снега попадает в лицо старшей - Ане. Мальчишки, играющие в снежки, на мгновенье замирают, а потом хохочут. Аня, недолго думая, бросает ком снега в ответ. Рика радостно хлопает в ладоши.

БОННА

- Думкопф! Прэкратитэ, майне кляйне фроляйн!

Аня наклоняется за новым комом. Завязывается небольшая баталия. Несколько ядер попадает в бонну. Неожиданно, в Аниной руке что-то блестит. Девочка рукавичкой сметает снег с ладони. На тоненьких, синих пальчиках вспыхивает золотая булавка в виде лиры.

БОННА

- Вас ист дас? О! Зер шон! Это означать, что ты быть поэт, Сафо!

ТИТР:

«1896 год. Киевъ»

В парке много гуляющей публики. Играет оркестр пожарных. Бонна кокетничает с молодым румяным блондином. Аня, взяв за руку сестру, гуляет по парку.

АНЯ

(произносит как считалочку)

- Вас ис дас, вас ис дас, вас и дас…

РИКА

(пытается подражать)

- Ва и да, ва и да… Да!

Девочки останавливаются перед загородкой. На большой охапке соломы мирно спит внушительных размеров медведь.

РИКА

(смотрит на сестру)

- Да?

Аня решительно пролазит между прутьев и подходит к зверю.

АНЯ

- Миша?

Рядом с сестрой появляется Рика и с ходу прыгает на спину медведя.

РИКА

(радостно)

- Миса!

Бонна, продолжая улыбаться своему кавалеру, замечает, что что-то не так.

БОННА

- Медхэн? Анет? Ирэн? Майне кляйне?

Вокруг загородки с медведем собирается толпа. Медведь спокойно сидит и позволяет сестрам гладить себя. К ограде продирается бонна и, с диким, истошным криком «Бээр!», падает в обморок. Медведь пугается и встает на задние лапы. Ужас окружающих. К счастью, в загородку забегает маленький всклоченный мужичок в рваном зипуне и машет руками: «Да шо ж ты? Да как же ты это? Ты шо удумал? Кормилец?». Медведь, увидев хозяина, сразу успокаивается и послушно дает увести себя в будку.

АКУМА

(за кадром)

- Бонна Моника, по дорогое домой, заставила нас дать страшную клятву, что мы никому не расскажем о случившемся. Но сестра Рика сразу бросилась к маме с криком: «Мама! Мишка-будка-морда!».

НАТ. ЦАРСКОЕ СЕЛО – РЕЖИМ.

Идет густой снег. Скрипят полозья приближающихся саней. Появившись слева, из-за палисадника, рысит лохматая лошадка.

ИЗВОЗЧИК

-   Пру-у-у. Кому говорят? Стой!

В окнах первого этажа дома с деревянными колонами появляется смутный свет. На крыльцо выходит высокий мужчина с лампой.

АНДРЕЙ АНТОНОВИЧ

-   Владимир Васильевич! Слава Богу! Слава Богу!

Старый возница откидывает меховой полог и помогает выбраться господину в сером пальто с меховым воротником. Рука в перчатке опускает двугривенный в грязную крестьянскую ладонь извозчика.

ИНТ. ВАННАЯ КОМНАТА – НОЧЬ.

Прислуга, молодая румяная девица, льет воду из белого фарфорового кувшина на руки приехавшего господина. Рядом стоит хозяин дома, красивый темноволосый мужчина в морском кителе. В руке он по-прежнему держит горящую лампу.

АНДРЕЙ АНТОНОВИЧ

-   Не знаем, что и думать, Владимир Васильевич. Третьи сутки в беспамятстве. Мы уже молимся…

Владимир Васильевич берет с плеча прислуги полотенце и тщательно вытирает руки. Смотрит в небольшое зеркало, сначала на себя, затем на хозяина дома.

ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ

- Это вы напрасно, Андрей Антонович. Современная медицина уже не требует духовного вмешательства.

Достает круглые очки в тонкой золотой оправе и, протерев, водружает на нос.

ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ

(деловым тоном)

-   Показывайте.

ИНТ. КОМНАТА АНИ – НОЧЬ.

В комнате – железная кровать, столик, этажерка для книг. На столе – медный подсвечник. В красном углу икона с лампадкой. Окно выходит в занесенный снегом переулок.

ИННА ЭРАЗМОВНА

(за кадром, молится)

- Отче наш! Дай нам днесь, и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим, и не введи нас во искушение…

На белой кровати лежит худенькая бледная девочка десяти лет, с длинными черными волосами, прямыми, как водоросли; белым лицом с длинными ресницами и тонким носом с горбинкой.

АКУМА

(за кадром)

- Я помню, как написала первые рифмы. Было мне тогда лет десять… Да, десять. В сочельник заболела впервые в жизни… неделя в беспамятстве… думали уже, что не выживу… когда душа вернулась, меня вдруг поразила глухота… и в мертвой тишине я услышала голос… Бронзовый голос старой Кассандры читал мне стихи… Мои стихи.

Владимир Васильевич осторожно садится на стул, рядом с кроватью. Он поражен невероятной красотой Ани. Под тонким одеялом хорошо читаются острые выступы плеч, колен. Дрожащей правой рукой берет доктор  тонкое запястье девочки, левой медленно достает большую серебряную луковицу - часы.

В ногах кровати стоит Андрей Антонович, он обнимает за плечи жену.

ИННА ЭРАЗМОВНА

-   Владимир Васильевич, Анечка поправится, правда?

ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ

-   Что?

ИННА ЭРАЗМОВНА

(горячо)

-   …Яко твое есть царствие и сила и слава! Господи, спаси чадо Анну, подай исцеление, Николай-чудотворец сотвори великое чудо, Пантелиймон-исцелитель…

ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ

-   Тс…

Доктор подносит указательный палец к губам.

ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ

- Тс-с. Кажется, она что-то шепчет?

ИННА ЭРАЗМОВНА

(начинает тихо выть)

-   Бредит, б-е-е-едная!

Доктор трубкой приникает к груди девочки. Аня с трудом поднимает ресницы. Зрачки расширены, взгляд не фокусируется, на лбу испарина. Еле разборчиво шепчет.

АНЯ

-   Я голос ваш, жар вашего дыханья

Я отраженье вашего лица…

Она видит размытые фигуры: плачущую маму, пытающегося ее успокоить папу и какого-то незнакомца с большими блестящими стеклянными глазами. И себя, почему-то вниз головой, в двух круглых зеркальных стеклышках. Странно, кажется, незнакомец что-то говорит ей, наклонившись. Но она не слышит, она ничего не слышит. Только далекий голос старой сивиллы, читающий нараспев стихи, которые она еще не сочинила.

АКУМА

(за кадром)

- С тех пор, голос меня, почти никогда, не покидал. Удивительно другое: когда я еще не написала ни строчки, все кругом были уверены, что я стану поэтом. А папа даже дразнил меня так: «декадентская поэтесса.

НАТ. МОРЕ - КРАСНЫЙ ЗАКАТ.

Штормит. Лодка. В лодке четверо детей: три мальчика и Аня. До берега довольно далеко. Мальчики испуганы и гребут изо всех сил невпопад. Девочка сидит на носу с прямой спиной. Шляпу уносит порыв ветра. Длинные, блестящие, черные, как смоль, волосы развеваются, словно пиратский стяг.

ГРИША

-   Аня, бери весло! Надо быстрее к берегу! Шторм начинается!

Девочка презрительно улыбается.

МИША

-   Да ну ее. Девчонка! Она же боится!

Аня встает. С трудом удерживая равновесие, пристально смотрит на ребят и… прыгает за борт.

АКУМА

(за кадром)

- На лето наша семья уезжала в Севастополь. Я была тоненькая, загорелая дочерна. Уходила с утра из дома и бродила часами среди пустынных руин и белых колонн Херсонеса. Я была очень гордая. Однажды мне разрешили поплавать на лодке с кузенами. Когда мы отошли от берега на версту, начался шторм. Мальчишки испугались. Вдруг в моей голове зазвучали чеканные строки…

Аня плывет, то появляясь, то исчезая среди высоких волны. Из-за гребня, время от времени, показывается далекая лодка. Ритмично голова девочки появляется под водой, выдыхает тысячи маленьких пузырьков, широко открывает глаза, и снова исчезает над водой.

АНЯ

(за кадром)

- Бухты изрезали низкий берег,

Все паруса убежали в море,

А я сушила соленую косу

За версту от земли на плоском камне.

Ко мне приплывала зеленая рыба,

Ко мне прилетала белая чайка,

А я была дерзкой, злой и веселой

И вовсе не знала, что это - счастье.

В песок зарывала желтое платье,

Чтоб ветер не сдул, не унес бродяга,

И уплывала далеко в море,

На темных, теплых волнах лежала…

НАТ. НАБЕРЕЖНАЯ - ЗАКАТ.

По набережной прогуливается нарядная публика. Какой-то щеголь показывает кружевным зонтиком в сторону берега. Из штормящего зеленого моря выходит девочка, с нее ручьями течет вода, платье "прилипло", туфли утонули. Она поднимает голову и невозмутимо смотрит на "приличную" публику. Барышня в желтом шелковом платье громко говорит, обращаясь будто бы к молодому человеку в канапе:

БАРЫШНЯ

-   Смотрите – дикая девочка!

Публика хохочет. Аня презрительно улыбается. Камера панорамирует по темно-индиговой, в шапках ослепительно белой пены, морской воде. Волны медленно растут, вздымаются до верхнего края кадра, и, рассыпаясь кипящим прибоем, открывают багрово-стальное небо. Видны первые звезды.

ИНТ. КОРИДОР ЖЕНСКОЙ ГИМНАЗИИ - ПОЛНОЛУНИЕ.

Длинная анфилада коридоров с большими арочными окнами и лепным потолком. В конце коридора, из тени, выплывает тоненькая фигурка в белой ночной рубашке до пят. Она словно не идет, а медленно летит над полом, как привидение.

Крупно: бледное тонкое лицо, длинные, прямые, черные волосы, ресницы полуопущены.

Аня, движущаяся как во сне, поворачивает за угол. Вплывает в дверь. Несколько секунд спустя, оттуда раздается отчаянный девичий визг.

АКУМА

(за кадром)

- В гимназии меня считали лунатичкой. Я пробуждалась за полночь. Меня будил тот же голос. Я вставала и бродила в темноте по длинным коридорам. Повторяла за голосом стихи. Шаг - строфа, шаг – строфа. Мои бедные хорошенькие соседки, наверное, страшно пугались. Наверное поэтому, у меня не было друзей… Кроме соседки по дому. Вали. Тюль-па-но-вой.

ИНТ. ДОРТУАР - НОЧЬ.

В середине спальни стоит директор гимназии в халате. Он держит на руках спящую Аню, рядом отставник-сторож с горящим канделябром. На кроватях сидят три перепуганные девочки в ночных рубашках.

ДИРЕКТОР ГИМНАЗИИ

-   Бояться нечего, барышни. Она спит. И вы засыпайте.

ИНТ. КАБИНЕТ ДИРЕКТОРА ГИМНАЗИИ - ДЕНЬ.

За огромным, красного дерева, столом сидит директор гимназии с изящной эспаньолкой и напомаженными усиками. Он уже не в халате, а в хорошем черном костюме, с галстуком. Напротив, в кожаном кресле, красивый брюнет в морском мундире – отец Ани.

ДИРЕКТОР ГИМНАЗИИ

-   Поймите, Андрей Антонович, всем  лучше будет, если вы заберете Аню из нашего учебного заведения. Тем более, как вы говорите, с ней и раньше случались подобные э-э, оказии…

НАТ. ГОСТИННЫЙ ДВОР В ЦАРСКОМ СЕЛЕ - ЯРКИЙ ЗИМНИЙ ДЕНЬ.

Мимо арок и колон Гостиного двора, весело болтая, идут две девочки лет тринадцати и хорошенький мальчик лет девяти. Одна из подруг – тоненькая длинноволосая брюнетка Аня Горенко, другая – румяная, круглолицая, с ямочками на щеках Валя Тюльпанова.

ВАЛЯ

-   Я хочу купить большие-пребольшие лиловые шары. И еще шелковые банты, непременно розовые. И тогда наша елка будет самая красивая. Правда, Аня?

АНЯ

-   Нет правды на земле.

СЕРЕЖА

-   А я хочу хлопушек, и свечей, и орехов, и… и… ангела!

С другой стороны, ко входу в Гостиный двор подходят два юноши. Старший – крупный, красивый, в фуражке и шинели кадета Морского корпуса, с щегольскими усиками. Младший – шестнадцатилетний гимназист, с крупным носом, тяжелыми веками и заметным шрамом у правого глаза. Валя толкает подружку в бок.

ВАЛЯ

-   Смотри – это мальчики Гумилевы, Митя и Коля. Помнишь, я тебе рассказывала, что у моей учительницы музыки занимаются еще два брата, один красавчик, а другой…

Аня не успевает ответить, только кивает. Они останавливаются в шаге от ребят. Старший галантно кланяется:

ДМИТРИЙ

-   Здравствуйте барышни. За покупками направляетесь?

ВАЛЯ

-   Здравствуйте Дмитрий, здравствуйте Николай. Знакомьтесь – моя лучшая подруга Аня Горенко. А это мой брат Сережа.

ДМИТРИЙ

-   Дмитрий.

КОЛЯ

-   Николай.

Аня кивает с серьезным видом.

ДМИТРИЙ

(галантно улыбается)

-   Приятно познакомится. Позвольте вас сопровождать, барышни?

ИНТ. ТОРГОВЫЕ РЯДЫ - ДЕНЬ.

У прилавка с елочными украшениями останавливается веселая компания. Валя, кокетничая, выбирает шары и гирлянды. Дмитрий ей помогает. Аня равнодушно разглядывает блестящую мишуру, а Коля, исподтишка, разглядывает Аню.

НАТ. ПАРК - ВЕЧЕРЕЕТ.

Медленно падают крупные хлопья снега. Камера скользит по царскосельскому пейзажу: прямые аллеи, каналы, мостики, засыпанные снегом и потому особенно трогательные Венеры и Аполлоны. Вдоль ажурной решетки дворцового парка идут, веселые, хохочущие, Валя и Дмитрий. В руках у Дмитрия пирамида коробок. Вокруг них носится Сережа, весь в снегу, с ангелом из ваты в руке. Поодаль, плавно ступает серьезная Аня. Как тень, за ней шагает некрасивый гимназист Коля.

НАТ. ПАРК - ДЕНЬ.

Вокруг большого дерева прохаживается Коля. В руке у него портфель. Коля часто поглядывает на большое здание с колоннами в глубине парка. Слышен далекий звонок. Вскоре появляется стайка гимназисток. Галдя и хихикая, они пробегают мимо Коли. Среди девочек – Валя и Аня. Они делают вид, что не заметили юношу, но при этом весело переглядываются.

Стайка гимназисток, постепенно редея, движется по улицам Царского Села. По противоположной стороне улицы за ними идет Коля. Когда остаются только Валя и Аня, Коля догоняет их, и дальше они идут вместе. Большую часть пути девочки смеются и подшучивают над своим спутником. Коля шагает с важным и невозмутимым видом. В руках у него уже три портфеля.

НАТ. ПАРК - ДЕНЬ.

По старому Царскосельскому парку идут Аня и Коля. В каждой Колиной руке по портфелю. Служитель парка большой кистью красит в белый цвет беззащитную безрукую Венеру, зябнущую на фоне прозрачных ветвей. Коля перекладывает оба портфеля в одну руку, а в освободившуюся берет Анину узкую ладошку.

АКУМА

(за кадром)

- В ремешках пенал и книги были,

Возвращалась я домой из школы.

Эти липы, верно, не забыли,

Нашей встречи, мальчик мой веселый.

НАТ. ПАРК - ДЕНЬ.

У портика с белыми колоннами толпиться народ. Аня и Коля подходят ближе. На колонне – листок "Царскосельских ведомостей". Крупным шрифтом строка о начале русско-японской войны. Порыв ветра.

АКУМА

(за кадром)

- В сочельник девятьсот четвертого года я познакомилась с Колей Гумилевым. Он учился в седьмом классе Николаевской гимназии. Позднее, Коля рассказывал, что влюбился в меня с первого взгляда, и на века. На самом деле, когда он вырос, то стал спать с любой женщиной, которой удавалось его соблазнить. Через семь лет я вышла за него замуж.

НАТ. УЛИЦА - ДЕНЬ.

Майский ливень. К подъезду двухэтажного кирпичного дома подбегают, насквозь мокрые, Коля и Аня. У дверей они замирают. Коля медленно протягивает школьный портфель. Руки встречаются. Через мгновенье встречаются губы.

ИНТ. КВАРТИРА АНИ - ВЕЧЕР.

Идет приготовления к Дню рождения Ани. Горничная расставляет обеденные приборы на стол.  Инна Эразмовна и сестры помогают Ане с новым кремовым платьем.

ИННА ЭРАЗМОВНА

- По-моему, цвет тебе очень идет.

ИЯ

- Чудо как хороша!

АНЯ

- Как Чудо-Юдо.

Появляются первые гости. Количество букетов в гостиной увеличивается на глазах. Наконец приходит Коля. В руке у него орхидея. Он незаметно подходит к Ане, которая увлечена разговором с подругой. Что-то почувствовав, Аня поворачивается.

АНЯ

- Коля! Видите сколько у меня цветов?

Коля кланяется и исчезает.

НАТ. ПАРК - ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР.

Коля осторожно перелезает через высокую дворцовую решетку. Оглядывается по сторонам. Тихо. Коля ныряет в клумбу. Мимо проходит дворцовая охрана. Немного выждав, Коля начинает быстро рвать цветы.

ИНТ. КВАРТИРА АНИ - ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Гости начинают садиться за стол. Аня ищет глазами Колю, но его нигде нет. Инна Эразмовна подталкивает ее к столу. Андрей Антонович вносит большой торт с пятнадцатью горящими свечами. За ним в дверях появляется Коля с огромной охапкой императорских роз.

Крупно: по Колиной руке сбегает предательская капля крови.                 

НАТ. ОСЕННИЙ ПАРК - ДЕНЬ.

На скамейке сидят пятнадцатилетняя Аня и Коля, которому уже восемнадцать. Мимо проходят важные кавалергарды. Коля и Аня сидят неподвижно, словно ничего не замечая вокруг.

КОЛЯ

-   Прости меня Аня.

АНЯ

-   Простить тебя…

КОЛЯ

-   За то, что я люблю тебя.

АНЯ

-   Любишь…

КОЛЯ

-   Люблю с того мгновения, когда увидел тебя первый раз.

АНЯ

-   Первый раз…

КОЛЯ

-   И буду любить тебя всю мою жизнь.

АНЯ

-   Жизнь…

КОЛЯ

-   До самой смерти.

АНЯ

- Смерти.

ИНТ. КВАРТИРА ШТЕЙНА. ГОСТИННАЯ - ДЕНЬ.

За столом, радостная, возбужденная молодежь. Стройный красавец, в мундире студента Петербургского университета играет на кабинетном рояле марсельезу. Инна, старшая сестра Ани, недавно вышедшая замуж за Сергея Штейна, поет. Слушатели радостно хлопают. Аня скрытно наблюдает за красивым студентом. Тот постоянно в центре внимания: рассказывает барышням анекдот, те хохочут; слегка иронично внимает представительному мужчине во фраке; рисуясь, говорит хозяину:

ВЛАДИМИР

- Слыхал, что сегодня на Невском происходит? Революция! Кстати, Серж, что это за милая дриада?

ШТЕЙН

- Брюнетка? Моя новая belle-soeur. Сестра Инны. Юная поэтесса. Декадентка.

Владимир разглядывает Аню в лорнет.

ВЛАДИМИР

- Декдентка-поэтесса? Это революционно.

ИНТ. КВАРТИРА АНИ - ДЕНЬ.

За праздничным столом собралась вся Анина семья: отец, мама, старший брат Андрей, младший Володя, сестры Ирина, Ия и Инна с мужем. Лязг ножей и вилок.

АНДРЕЙ АНТОНОВИЧ

(с воодушевлением)

- И давайте, в этот прекрасный день, пожелаем стране нашей и друг другу процветания. Пусть ничто не разрушит любовь и да пошлет нам Господь свое благословение.

ИННА ЭРАЗМОВНА

- А я хочу поблагодарить Бога, за то, что послал Инне прекрасного мужа, а нам сына.

Возле Ани, с прямой спиной, сидит Коля. У Ани спокойное, может быть слишком, лицо. Разговаривают шепотом.

КОЛЯ

- Я чувствую, что сейчас происходит что-то кошмарное, дьявольское, апокалипсическое. Оно неотвратимо изменит наши судьбы…

АНЯ

- Да откуда же ты знаешь?

КОЛЯ

- Знаю. Каждому Пуэту Бог дает пророческий дар.

АНЯ

- И тебе?

Коля заметно бледнеет. Прислуга убирает тарелки. Затем ставит новые.

ШТЕЙН

(громко)

- Искренне благодарю вас Инна Эразмовна, Андрей Антонович. Но мне кажется, Бог тут не причем. Этой стране для процветания нужны хорошие дороги и честные чиновники, а не абстрактный дедушка с длинной бородой и его упитанные жрецы в непонятных одеждах. Свобода слова нужна, в конце концов!

АНДРЕЙ АНТОНОВИЧ

- Вы полагаете, что если всяк будет болтать без разумения, то наступит всеобщее счастие? 

КОЛЯ

(шепотом - Ане)

- Разумеется. Потому, что я – Пуэт.

(Именно «Пуэт», а не «поэт». Николай Гумилев всегда произносил это слово именно так: через «у» и с большой буквы)

АНЯ

- Значит и пророк?

КОЛЯ

- Аня, я тебя люблю и не понимаю…

АНЯ

- Значит, Вы, Коля никудышный пророк. Я Вас вовсе не люблю.

КОЛЯ

(после паузы)

- Если действительно не любишь, прими последний дар.

Коля протягивает ладонь. На ней старинный перстень с большим рубином. Глядя Коле прямо в глаза, Аня медленно протягивает руку и берет кольцо.

ИННА ЭРАЗМОВНА

(громко)

- Кажется, Бог нам посылает нового сына…

Коля медленно встает. Кланяется. И еще более выпрямив спину, выходит из комнаты. Инна Эразмовна непонимающе смотрит ему вслед. Потом на Аню. Аня пытается спрятать перстень в складках платья, но он падает и, подпрыгивая, катится через всю гостиную, пока не пропадает в щели, между крашенных досок пола.

НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - ЗИМНЕЕ УТРО.

Мимо серой гранитной набережной, мимо черной, с виньетками, решетки сада, мимо белых дворцовых колонн, идет плотная масса людей. Они идут тесно прижавшись друг к другу, а часто живой цепью, с церковными псалмами и хоругвями. Поющая гимны толпа шагает за толстым священником с длинной черной бородой и огромным серебряным крестом. Перед ними – широкий пустой Невский проспект. В толпе слышны выкрики:

- Батюшка царь нас услышит!

- Царь он добрый, не даст околеть с голоду!

- Гапон сказал, что Их величества ждут нас в Зимнем…

- Ага, Ферапонтыч, токмо тебя и ждут.

- Государю Императору – ура!

Камера заезжает за угол: там покачиваются в облаке морозного пара серо-синие конные шеренги казаков. Перед ними гарцует есаул.

ЕСАУЛ

- По приказу Государя Императора…

Казаки плотной лавой срываются с места. Нарастает звон копыт по мостовой и металлический лязг оружия.

ИНТ. КВАРТИРА ШТЕЙНА - СПАЛЬНЯ.

Снизу доносятся звуки рояля, смех. На кровати сидит Владимир, без сюртука. Перед ним стоит Аня. Владимир расстегивает маленькие пуговицы на ее платье. Аня безучастно смотрит поверх его головы. Платье падает, обнажая нежные девичьи ключицы.

АНЯ

(за кадром)

- Это было не раз, это будет на раз

В нашей битве глухой и упорной

Как всегда, от меня ты теперь отреклась,

Завтра, знаю, вернешься покорной.

Но зато не дивись, мой враждующий друг,

Враг мой, схваченный темной любовью,

Если стоны любви будут стонами мук,

Поцелуи окрашены кровью.

Красивая голова Владимира мерно наклоняется и поднимается над бледным лицом Ани. В темно-серых глазах сфинкса загорается страсть. Лицо искажаются. На лбу появляется испарина. Аня стонет, не разжимая губ.

НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - ЗИМНИЙ ДЕНЬ.

Со свистом и криками  конные казаки врезаются в празднично одетую толпу. Свистят шашки, трещат ружейные выстрелы, падают люди, иконы. Поскользнувшись на мокром булыжнике, падает казак вместе с лошадью. На мостовой с предсмертными хрипами извиваются тела раненных. Тонкая женская рука судорожно тянется к мужской и застывает. Сверху падают густые белые снежинки, снизу растекается ярко-красная лужа крови. Камере панорамирует над Невским проспектом, усеянном тысячами нарядных трупов. Звук «Ундервуда» на заднем плане.

АКУМА

(за кадром)

- 9 января и Цусима – потрясение на всю жизнь, и так как первое, особенно страшное. Но я никогда больше не была так счастлива, как весной девятьсот пятого года. В доме сестры я встретила студента Петербургского университета Владимира Голенищева-Кутузова. Он был такой равнодушно-холодный и элегантный. Я отчаянно влюбилась.

ИНТ. КВАРТИРА АНИ (ЕВПАТОРИЯ) - УТРО.

Звук пальцев, барабанящих по буквам «Унервуда», переходит в звук пальцев, барабанящих по столешнице. Бедная обстановка. За столом сидит постаревшая Инна Эразмовна. Она безучастно барабанит пальцами по столешнице. Аня неумело моет пол, с раздражением смотрит на мать. Камера «переезжает» в соседнюю комнату: приложив ухо к стене, пожилой тощий сосед-антиквар пытается проникнуть в значение однообразных звуков из соседней квартиры.

ИНТ. КВАРТИРА СОСЕДА – УТРО.

Общий план. Квартира старого антиквара. Хозяин стоит на столе, приникнув ухом к слуховой отдушине под потолком. Жена и маленькие дети с трепетом смотрят на него. Антиквар отрывает ухо от стены, очень осторожно слезает со стола, долго стоит, скрестив руки на груди. После длиннейшей паузы (мы слышим, как в тишине звучит дробь пальцев Инны Эразмовны за стеной) антиквар задумчиво произносит:

АНТИКВАР

- Это станок! Видит Бог, это печатный станок, Эльза!

ЭЛЬЗА

- Ты что думаешь, они там червонцы печатают?

АНТИКВАР

- Ну что ты, женщина, хуже, намного хуже. Они там печатают р-рэволюционные пр-рокламации!

Звук исчезает.

ИНТ. КВАРТИРА АНИ – УТРО.

Неожиданно голова Инны Эразмовны падает на руки, а тело сотрясают сдерживаемые рыдания. На пол, перед Аней, падает телеграмма: «С прискорбием сообщаю о безвременной кончине рабы Божьей…»

АКУМА

- Через неделю, Владимир стал избегать меня. Потом родители разошлись, и семья распалась. Мы с мамой уехали в Евпаторию. Мне тогда еще не было шестнадцати. Я очень тосковала по Царскому селу, мучилась от неразделенной любви и писала великое множество беспомощных стихов. Прислуги у нас уже не было, приходилось самим мыть полы. Через год от чахотки умерла сестра Инна.

ИНТ. КОМНАТА АНИ – УТРО.

Аня берет стул, подходит к картине, весящей на стене, снимает ее. Вынимает из пояса ремешок, привязывает его к железной скобе. Затягивает петлю, одевает на голову и, перекрестившись, прыгает вниз.

Скоба с грохотом вываливается из глиняной стены. Аня подает на пол, на нее, сверху, падают стул и картина в раме. В двери появляются, прибежавшие на шум, Инна Эразмовна и дети.

АКУМА

(за кадром)

- Я в Евпатории вешалась, и гвоздь выскочил из известковой стенки. Мама плакала, мне было стыдно. Летом Федоров опять целовал меня, клялся, что любит, и от него опять пахло обедом. Коля, закончив гимназию, уехал в Париж.

НАТ. ОБРЫВИСТЫЙ БЕРЕГ МОРЯ - УТРО.

Вдоль берега океана идет Коля. На нем светло-серый костюм, шелковый галстук, шляпа с узкими полями, в левой руке пальто. Время от времени, Коля оказывается по щиколотку в воде. Но он продолжает идти вперед. Вдруг замечает вдали, на холме, какую-то колокольню с крестом. Коля останавливается, медленно крестится и поворачивает в сторону океана.

Рыбак, жестикулируя и размахивая руками, втолковывает что-то двум жандармам на велосипедах.

Коля продолжает медленно идти навстречу волнам. Когда вода достигает пояса, Коля закрывает глаза. Вдруг шум прибоя пронизывают крики. Два жандарма, соскочив с велосипедов бегут к Коле, отчаянно жестикулируя: «Monsieur! Monsieur! S’arreter!».

НАТ. КИЕВ - ВЕЧЕР.

По мокрым булыжникам мостовой идет семнадцатилетняя Аня. Над ее головой проплывают смешные разноцветные вывески: «Аптечный склад», «Писчебумажные принадлежности», «Врачебный кабинет Преображенского», «Фундуклеевская гостиница».

АКУМА

(за кадром)

- После грустной Евпатории я переехала в Киев. Город богатых сахарозаводчиков и вульгарных женщин. Они тысячи бросали на ветер. Моя семипудовая кузина, ожидая примерки нового платья, целовала образок Николая Угодника: «Сделай, чтобы хорошо сидело». Чувство к Володе еще отравляло меня. От нечего делать я написала письмо в Париж и вложила в него несколько стихотворений:

«И в Киевском храме Премудрости Бога,

Припав к Солее, я тебе поклялась,

Что будет моею твоя дорога,

Где бы она ни вилась»

ИНТ. ХРАМ. ВЕЧЕРНЯЯ ЛИТУРГИЯ.

В церкви полумрак. Народу мало. Усердно кладут поклоны старушки – богомолки, истово крестятся и шепчут молитвы. Мерцают свечи перед тонким ликом на золотом фоне. К чудотворному образу приникают точеные губы. Изящный носик с горбинкой, огромные отсутствующие глаза, кажется, что Аня молится.

ИНТ. ПАРИЖ. КАФЕ «РЕЖАНС» - ВЕЧЕР.

За столиком сидит Коля. Он щегольски одет: визитка, тросточка, цилиндр. Гарсон приносит маленькую чашечку кофе.

КОЛЯ

- Merci, Jean. Le lait, s’il te plait.

ГАРСОН

- Bien sur, monsieur Nicolas!

Коля достает из внутреннего кармана длинный конверт, из конверта письмо. Бегущие строчки перемежаются столбцами стихов, внизу подпись: «Ваша Аня Горенко».

Крупно: рука Коли выводит пером на бумаге: «Дорогая                                                     Аня, неожиданным счастьем стало для меня твое милое письмо…»

КОЛЯ

(за кадром)

- …я во Франции уже полгода. Посещаю Сорбонну. Ты спрашиваешь о моих стихах. Я пишу довольно много, но совершенно не могу судить, хорошо или плохо. Я много работаю и твердо решил стать Поэтом. Кстати, недавно познакомился с известными русскими литераторами Зинаидой Гиппиус, Дмитрием Мережковским и московским поэтом Андреем Белым. Хочу их привлечь в поэтический журнал, который я начинаю издавать. Кстати, в первом же номере будут опубликованы твои прекрасные стихи… Еще, я прошу твоей руки.

ИНТ.КВАРТИРА МЕРЕЖКОВСКОГО В ПАССИ.

В гостиной пьют чай высокая стройная рыжеволосая женщина в зеленом облегающем платье и красивый молодой человек. Раздается дверной звонок.

ЗИНАИДА ГИППИУС

- Как некстати. Посмотрите, Боря, что там.

Молодой человек идет посмотреть.

ИНТ. КОРИДОР.

Боря открывает дверь. Заходит Николай, в визитке и в цилиндре.

КОЛЯ

- Здравствуйте…

БОРЯ

- Вам кого?

КОЛЯ

- Вы – поэт Андрей Белый?

БОРЯ

- Собственно, я Борис Бугаев…

КОЛЯ

- Вас я узнал.

БЕЛЫЙ

- Вам – к кому?

КОЛЯ

- К Мережковскому… Я - Николай Степанович Гумилев. Поэт.

ЗИНАИДА ГИППИУС

(кричит из гостиной)

- Да что там, Боря?

БЕЛЫЙ

(кричит)

- Какой-то поэт.

Из гостиной в коридор приходит Зинаида. Критически оглядывает посетителя. Гумилев снимает цилиндр и кланяется:

КОЛЯ

- Гумилев…

ЗИНАИДА ГИППИУС

- А – вам что?

КОЛЯ

- Мне письмо… дал для вас… Брюсов…

ЗИНАИДА ГИППИУС

- И что вы? Откуда?

КОЛЯ

- Поэт из «Весов». Учусь здесь…

ЗИНАИДА ГИППИУС

- Боря, - слышали?

БЕЛЫЙ

(насмешливо)

- Нет. Не слышал. Не знаю.

ЗИНАИДА ГИППИУС

(с раздражением)

- Да. Ну и что вы в Париже?

КОЛЯ

- Учусь в Сорбонне…

ЗИНАИДА ГИППИУС

- Интересно, а о чем вы таком пишите? Ну? О козлах, что ли?

КОЛЯ

- Хорошо, я прочту:

«Император с профилем орлиным,

С черною, курчавой бородой,

О, каким бы стал ты властелином,

Если б не был ты самим собой…»

Из боковой двери шаркающей походкой, в халате, выплывает Дмитрий Мережковский.

МЕРЕЖКОВСКИЙ

- Зина, что там такое?

ЗИНАИДА ГИППИУС

(с издевкой)

- Ты знаешь, к нам пришел Николай Степанович. Пуэт.

МЕРЕЖКОВСКИЙ

(внезапно заволновавшись)

- Вы не по адресу! Мы тут стихами не интересуемся! Дело пустое – стихи! Знакомство с вами ничего не даст ни вам, ни нам! Говорить о пустяках совестно, а в серьезных вопросах мы все равно не сойдемся. Единственное, что мы могли бы сделать, это спасти вас, так как вы стоите над пропастью. Но ведь это…

КОЛЯ

(спокойно)

- …дело неинтересное.

МЕРЕЖКОВСКИЙ

- Да-да!

ЗИНАИДА ГИППИУС

(показывая лорнеткой на дверь)

- Уж идите.

ИНТ. ПОЕЗД ВАРШАВА-КИЕВ. РЕЖИМ.

Поезд приближается к железнодорожному мосту через Днепр. За широкой гладью воды встают зеленые холмы, украшенные высокими златоглавыми храмами - Лавра. В тамбуре стоит Коля с папиросой. Он одет, как парижский франт. Дверь тамбура открывается.

ПРОВОДНИК

- Прибываем, Ваше благородие! В матерь городов русских.

НАТ. АНДРЕЕВСКИЙ СПУСК - ВЕЧЕР.

По мокрой брусчатке, мимо Андреевской церкви, катится пролетка. Горят газовые фонари. Коля с интересом вглядывается в облик города.

ИНТ. ПАРАДНОЕ ДОМА - НОЧЬ.

Коля стоит у дверей, в руке саквояж и трость. После паузы, стучит в дверь. На Колином лице быстро меняются состояния смятения, робости, надежды. Дверь открывает красивая крупная девушка с ямочками на щеках.

МАША

- Ой! Вам кого?

КОЛЯ

(взяв себя в руки)

- Я Коля. То есть, Николай Степанович Гумилев.

МАША

- Ой!

Маша убегает в глубину квартиры. Оттуда слышны какие-то восклицания и смех. Коля нерешительно делает шаг. В коридоре появляется Аня. Коля поражен, они не виделись почти два года. Теперь перед ним стоит высокая, очень стройная девушка ослепительной красоты.

КОЛЯ

- Аня?

В дверях появляется Маша, киевская кузина Ани.

МАША

- Да что ж вы дверях застыли?

ИНТ. КВАРТИРА МАШИ - НОЧЬ.

Девушки и Коля пьют чай в гостиной.

КОЛЯ

- Париж – центр мира! Центр искусства! Живописи, музыки, поэзии!

МАША

- Моды!

КОЛЯ

- Моды, стиля, всего прекрасного, что сделано человеком. И в то же время это громадный город. В Париже три миллиона человек! Метро!

МАША

- Метро? Что это?

АНЯ

- В Париже метро, а в Киеве дядька. Поздно уже, пора домой, а то дядя будет кричать.

НАТ. НОЧНАЯ УЛИЦА.

Коля провожает Аню домой.

АНЯ

- На руке его много блестящих колец –

Покоренных им девичьих нежных сердец.

Там ликует алмаз, и мечтает опал,

И красивый рубин так причудливо ал.

Но на бледной руке нет кольца моего,

Никому, никогда не отдам я его.

Мне сковал его месяца луч золотой

И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:

«Сохрани этот дар, будь мечтою горда!»

Я кольца не отдам никому, никогда.

КОЛЯ

- Ты должна обязательно увидеть Париж, Аня. Лувр, Люксембургский сад, Нотрдам.

АНЯ

- Ты шутишь? Я живу в семье дяди, как бедная родственница. Все посильно издеваются надо мной, дядя кричит два раза в день: за обедом и после вечернего чая. Кузен Демьяновский каждые пять минут объясняется в любви.

КОЛЯ

- Ты должна уехать со мной в Париж. Учиться. Бежать отсюда.

АНЯ

- Бежать? Как? Я без средств. Денег нет даже на билет в Севастополь, к маме.

КОЛЯ

- Деньги я найду.

АНЯ

- Я не могу брать у тебя деньги.

КОЛЯ

- Ты не поняла. Я прошу твоей руки. Я приеду через полгода, летом. Мы тайно обвенчаемся. И уедем в Париж. Ты бы согласилась?

АНЯ

(после паузы)

- Да.

НАТ. ЦАРСКСКОСЕЛЬСКИЙ ПАРК - ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ.

По аллее прогуливаются Сергей фон Штейн и Владимир Голенищев-Кутузов.

ШТЕЙН

- Ты помнишь сестру покойной Инны, поэтессу?

ВЛАДИМИР

- Дриаду? Конечно!

ШТЕЙН

- Послушай, что она мне пишет: «Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилева. Он любит меня уже 3 года, и я верю, что моя судьба быть его женой. Всякий раз, как приходит письмо из Парижа, его прячут от меня и передают с великими предосторожностями. Затем бывает нервный припадок, холодные компрессы и общее недоумение. Как Вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моем решении? Если он будет против моего брака, я убегу и тайно обвенчаюсь с Nicolas. Уважать отца я не могу, никогда его не любила, с какой же стати буду слушаться. Я стала зла, капризна, невыносима. Я себя ненавижу, презираю, я не могу выносить этой лжи, опутавшей меня. Я убила душу свою. Сережа! Пришлите мне, несмотря ни на что, карточку Г-К». То есть, твою фотокарточку, Вольдемар.

Голенищев пожимает плечами. Штейн смотрит него подозрительно. Друзья присаживаются на лавочку.

ШТЕЙН

 - Слушай дальше: «…Жду каждую минуту приезда Nicolas . Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилев – моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот человек будет счастлив со мной». Что все это значит?

ВЛАДИМИР

- Ровным счетом ничего, Сереженька. Ну, я соблазнил ее позапрошлой весной. У тебя дома.

ШТЕЙН

- Как? Что ты?

ВЛАДИМИР

- Ты сам ее рекомендовал. Да я и не хотел вовсе, совсем не в моем вкусе – щуплая, одни кости.

НАТ. СЕВАСТОПОЛЬ, ПЛЯЖ - ЗАКАТ.

Вдоль морского берега, по песку, идут Коля и Аня. На Ане - светлое облегающее платье. Ее черные длинные волосы красиво уложены вокруг головы. Шея плотно окутана газовым шарфом.

КОЛЯ

- Я так скучал эти полгода. Я посвятил тебе пьесу «Шут короля Батиньоля». Хочешь, прочту?

АНЯ

- Пожалуйста, потом. У меня сейчас разболелась голова. Это из-за свинки. Так некстати! Я наверно сейчас жуткая уродина?

КОЛЯ

- Нет. Нет. Ты сейчас прекрасна!

АНЯ

- С распухшей шеей? Злой мальчишка!

КОЛЯ

- Сними платок.

АНЯ

- Ни-за-что!

КОЛЯ

- А если я пообещаю, что разлюблю тебя?

АНЯ

(снимает шарф)

- Хорошо. Любуйся!

КОЛЯ

- Я так и думал. Ты сейчас похожа на Афину Палладу, прекрасную греческую богиню мудрости.

АНЯ

(повязывает шарф обратно)

-  Это слишком! Это гадко, в конце концов! Издеваться над бедной девушкой! Не хочу с вами разговаривать.

Некоторое время они идут молча. Коля что-то насвистывает. Аня демонстративно не смотрит в его сторону. Неожиданно Аня замечает дельфина, выбросившегося на песок.

АНЯ

- Коля! Смотри! Какой ужас!

КОЛЯ

- Он мертв. Бедный рыб! Наверное, подруга разбила ему сердце. Странно, правда? Люди в таком случае, наоборот, выбрасываются в море.

АНЯ

- Вы не только гадкий, но еще и бессердечный!

КОЛЯ

- Аня, я люблю тебя. Я собрал необходимую сумму. Теперь мы можем обвенчаться и уехать в Париж.

АНЯ

- Ах, нет, нет. Я хочу домой. Пожалуйста, не говори мне больше про любовь.

НАТ. ДАЧА ШМИДТА - НОЧЬ.

На освещенной террасе дачи кипит курортная жизнь. Со столом много людей. Мужчины курят, пьют вино и флиртуют с барышнями. Барышни тоже курят, пьют вино и флиртуют. Среди них веселится Аня. Какой-то мичман в белом, наполовину расстегнутом кителе, терзает гитару. В десяти метрах от террасы, в густой тени куста сирени стоит и наблюдает за Аней Коля. Аня флиртует с пожилым высоким господином.

КОЛЯ

(за кадром)

- Как-то, когда я приехал в Севастополь, она была больна свинкой. И она показалась мне с уродливо распухшей шеей еще очаровательнее, чем всегда. Она была похоже на Афину Палладу, а когда я сказал ей об этом, она решила, что я издеваюсь над ней, назвала меня глупым, злым и бессердечным и прогнала. Я ушел, но весь вечер простоял под ее окном, ожидая, что она позовет. А утром уехал, так и не увидев ее снова.

Недалеко от Коли останавливаются два мужчины лет сорока. Они закуривают. Смеются.

1-й МУЖЧИНА

- А? Хороша, чертовка!

2-й МУЖЧИНА

- Кто? Аня Горенко? Дриада?

1-й МУЖЧИНА

- Да. Я без ума от нее. Все бы отдал, чтобы сорвать такой цветок.

2-й МУЖЧИНА

- Вот как? Это несложно. Несмотря на юные годы, у нее уже была масса любовников.

1-й МУЖЧИН

- Что вы говорите? Да и откуда вам знать?

2-й МУЖЧИНА

- Кому же, как не мне. Я – один из них. А еще у нее был какой-то студент, который бросил ее. Репетитор, которого бросила она. Какие-то киевские дяди, кузены. Она сама мне рассказывала.

1-й МУЖЧИН

(заинтересованно)

- Бог мой!

НАТ. ПЛЯЖ - НОЧЬ.

По кромке воды идет Коля. За ним остается дорожка белых страничек на воде. Листики тонут, четверостишья растворяются в соленой воде. Коля медленно бредет, выбрасывая по одной страницы своей пьесы. Доходит до мертвого дельфина. С яростью набрасывается на тушу, пытаясь вытолкать обратно в море. Падает. Отчаянно бьет ладонью по воде: «Дурак! Дурак! Дурак!»

НАТ. БУЛОНСКИЙ ЛЕС - ДЕНЬ.

За столиком летнего кафе сидит Коля. Вокруг – беспечная парижская публика. Аккордеонист наигрывает популярные кафешантанные песенки. Коля расплачивается и уходит. Он бродит по аллеям и тропинкам в поисках уединения. Находит пустую полянку. Садится на траву, спиной к старому дубу. Достает из кармана перочинный ножик и разрезает себе левое запястье.

НАТ. УЛИЦА СЕВАСТОПОЛЯ – ДЕНЬ

В открытой коляске, запряженной парой отличных английских гнедых, едет Аня и Высокий Господин.

ВЫСОКИЙ ГОСПОДИН

- Ну что ж, душечка. Приходи ко мне сегодня вечером. Почитаем вместе стихи. Я очень уж охоч до поэзии. Непременно приходи. Такому алмазу нужна достойная оправа.

Коляска останавливается у дачи Шмидта. Высокий Господин целует Ане запястье.

ВЫСОКИЙ ГОСПОДИН

- Жду с нетерпением, душечка.

НАТ. БУЛОНСКИЙ ЛЕС - ЗАКАТ.

Далекий звук аккордеона. Коля сидит, прислонившись спиной к дереву. Из запястья продолжает вытекать кровь. Коля теряет сознание и валится набок.

НАТ. ПЛЯЖ – НОЧЬ.

Возле воды останавливается Аня. Она сбрасывает одежду и входит в темную воду. Плывет.

НАТ. БУЛОНСКИЙ ЛЕС – РАННЕЕ УТРО.

На траве лежит Коля. От холода и росы он приходит в себя, открывает глаза. Садится, смотрит на запястье, на лужу крови. Достает из кармана пиджака носовой платок. Правой рукой перевязывает запястье. Опираясь на дерево, встает и пошатываясь уходит.

НАТ. ПАРИЖСКОЕ КАФЕ – ДЕНЬ.

За столиком сидит Коля и его знакомый, художник Себастьян Гуревич. В кафе появляется молодая девушка. Себастьян машет ей рукой.

СЕБАСТЯН

- Лиза!

Девушка подходит и садится за их столик. Внимательно разглядывает Колю, замечает перебинтованную руку.

СЕБАСТЬЯН

- Позволь представить – Елизавета Ивановна, моя модель. Лиза, а это Николай Степанович, помнишь, я тебе говорил, поэт.

Лиза – молодая, невысокая, полненькая, девушка. У нее некрасивое скуластое лицо и странный взгляд больших темных глаз, которыми она, без смущения, разглядывает Колю.

ЛИЗА

- Прочтите что-нибудь свое.

КОЛЯ

- О чем же? Хотите о жирафе?

ЛИЗА

- Нет. О любви. Настоящий поэт пишет только о любви.

КОЛЯ

- Извольте:

«Мне снилось: мы умерли оба,

Летим с успокоенным взглядом,

Два белые, белые гроба

Поставлены рядом…»

НАТ. ПАРК – ВЕЧЕР.

Коля и Лиза прогуливаются в Тюильри.

ЛИЗА

- Очень, очень хорошо. Но почему так тоскливо? Разве любовь такая? Разве любовь не сильнее смерти?

КОЛЯ

- Сильнее. Вот это и печально.

Коля покупает у цветочницы букетик фиалок и протягивает Лизе.

ЛИЗА

(нюхает цветы)

- А вы, поэты, знаете толк в любви.

НАТ. ПАРАДНОЕ – НОЧЬ.

Коля и Лиза, взявшись за руки, на носках, проскальзывают мимо задремавшей консьержки. Осторожно поднимаются по крутой лестнице. Лиза открывает дверь. Смотрит на Колю. Коля улыбается, с поклоном целует ее руку.

КОЛЯ

- Мое сердце не свободно.

Коля быстро спускается по лестнице.

ЛИЗА

- Ну и пусть! Где же мы встретимся?

КОЛЯ

- В Петербурге. Peut-etre.

ИНТ. КУПЕ ПОЕЗДА - ДЕНЬ.

Муж и жена, средних лет, с аппетитом поглощают курицу. Возле двери сидит Коля, углубившись в томик Теофиля Готье на французском. Вместо закладки – фотография Ани.

ИНТ. КВАРТИРА АНИНОГО ДЯДИ – ДЕНЬ.

В коридоре, Аня пытается вырваться из объятий молодого человека.

АНЯ

(шепотом)

- Прекратите ваши глупости, а то дяде расскажу…

За обеденным столом Виктор Модестович и его домочадцы. Входит Аня, поправляя одежду. Через мгновенье входит, тискавший ее, молодой человек.

АНЯ

(садясь за стол)

- Здравствуй, дядюшка. Здравствуйте, тетушка.

ВИКТОР МОДЕСТОВИЧ

- А, вот и она! Явились, не запылились. Всегда последняя, как английская королева. Анна! Прекрати совращать своего кузена. Он еще совсем дитя. Ох уж эти современные девицы! Сами на шею вешаются. Как падшие женщины!

АННА ЭРАЗМОВНА

- Виктор, прекрати. Тут же дети. А с Аней я сама разберусь. В наше время, молодые девушки вели себя скромнее. Ce est an cauchemar!

Заходит прислуга.

СЛУЖАНКА

- До вас прийшли, панночка. Якыйсь паныч дужэ заграничного облика.

ВИКТОР МОДЕСТОВИЧ

- Это просто синематограф какой-то, право! Скоро наш дом, дорогая, превратится в бордель!

АННА ЭРАЗМОВНА

- Виктор!

НАТ. УЛИЦА – НОЧЬ.

У подъезда стоят Коля и Аня.

АНЯ

- Зачем ты приехал, Коля?

КОЛЯ

- Я очень скучал без тебя.

АНЯ

- Скучал? В Париже? А, впрочем, какая разница. Что тебе нужно?

КОЛЯ

- Аня, я люблю тебя…

АНЯ

- Между нами все кончено. Давно. Зачем ты преследуешь, мучаешь меня. Я совсем другая, не та девочка, которую ты знал когда-то. Я… Послушай, если ты меня любишь, пожалуйста, оставь меня. Мне плохо. Может быть потом, когда-нибудь, когда все раны зарубцуются… И прости меня.

КОЛЯ

- Хорошо.

АНЯ

- Прощай.

КОЛЯ

- У тебя были любовники?

АНЯ

- Да.

КОЛЯ

- Помнишь дельфина?

ИНТ. ГОСПИТАЛЬ - ДЕНЬ.

Большая палата. По периметру стоят столы. За ними сидят люди в белых халатах. Мимо них движется цепочка голых призывников, среди них - Коля. Коле измеряют рост; осматривают зубы; заставляют отжиматься от пола и приседать на одной ноге; светят в зрачки фонариком.

Коля подходит к самому большому столу, с тремя дряхлыми профессорами. Тот, что сидит справа – читает скрипучим, монотонным голосом:

ПРОФЕССОР

- Сын статского советника Николай Степанович Гумилев явился к исполнению воинской повинности при призыве 1907 года и, по вытянутому им № 65 жребия, подлежал поступлению на службу в войска, но, по освидетельствованию, признан совершенно неспособным к военной службе, а потому освобожден навсегда от службы. Выдано Царскосельским уездным по воинской повинности Присутствием.

ИНТ. КАФЕ «РЕЖАНС» - НОЧЬ.

За столиком сидят Коля и его парижские друзья. Коля, как всегда, сидит с прямой спиной – длинный, деревянный, в надвинутом на глаза котелке. Длинные пальцы лежат на набалдашнике трости. Потягивая напиток зеленой феи, Коля приглушенно рассказывает Алексею Толстому:

КОЛЯ

- Они шли мимо меня, все в белом, с покрытыми головами. Они медленно двигались по лазоревому полю…

НАТ. ПАРК – УТРО.

Над деревьями, по ярко-синему небу плывут белые облака. Между деревьями идет Коля. Он на ходу развязывает галстук, снимает воротничок. Затем достает из кармана пузырек. Из пузырька на ладонь выкатывается белый шарик. Коля быстрым движением кладет шарик себе в рот и крепко зажимает его двумя ладонями. ЗТМ.

КМБ: очень быстро меняющаяся нарезка из картин раннего авангарда (Пикассо, Эрнст, Леже, Шагал); старых фотографий (Париж, Санкт-Петербург, Киев, Севастополь, Аня Горенко, папа, мама, маленький Коля); фрагментов немых фильмов и плывущих, с разной скоростью, облаков.

КОЛЯ

(за кадром)

- Я глядел на них – мне было покойно, я думал: «Так вот она, смерть». Потом я стал думать: «А может быть, это лишь последняя секунда моей жизни? Белые пройдут, лазоревое поле померкнет». Я стал ждать этого угасания, но оно не наступало, - белые все также плыли мимо глаз. Мне стало тревожно. Я сделал усилие, чтоб пошевелится, и услышал стон. Белые поднимались и плыли теперь страшно высоко. Я начал понимать, что лежу навзничь и гляжу на облака. Сознание медленно возвращалось ко мне, была слабость и тошнота.

НАТ. ПАРК – РАННЕЕ УТРО.

Николай с трудом, очень медленно приподнимается. Осматривается вокруг, не понимая, где он.

КОЛЯ

(за кадром)

- Я увидел, что сижу в траве на верху крепостного рва в Булонском лесу. Рядом валялся воротник и галстук. Все вокруг – деревья, мансарды и крыши, асфальтовые дороги, небо, облака – казались мне жесткими, пыльными, тошнотворными.

Колина рука натыкается на какой-то предмет в траве. Предмет оказывается аптечным пузырьком.

ИНТ. КАФЕ «РЕЖАНС» - НОЧЬ.

Коля продолжает рассказ, с рюмкой абсента в руке.

КОЛЯ

- …Я нащупал маленький, с широким горлышком пузырек. Он был раскрыт и пуст. В нем, вот уже год, я носил большой кусок цианистого калия. Я начал вспоминать, как пришел туда, как снял воротник и высыпал из пузырька на ладонь яд. Я знал, что, как только брошу его с ладони в рот, - мгновенно настанет неизвестное. Я бросил его в рот и прижал ладонь изо всей силы ко рту.

Коля медленно делает глоток зеленой жидкости.

КОЛЯ

- Я помню шершавый вкус яда.

Коля ставит пустой бокал на стол.

АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ

- Зачем?

КОЛЯ

- Я жил один, в гостинице. Привязалась мысль о смерти. Страх смерти был мне неприятен. Кроме того здесь была еще одна девушка.

НАТ. УЛИЦА КИЕВА – ВЕЧЕР.

По улице идет Аня, с портфелем. Странный человек в черном, с длинной палкой и лестницей, останавливается у газового фонаря. Он ловко открывает стеклянные створки, поджигает фитиль и высоко поднимает на палке огонек. Газовый фонарь с искрами вспыхивает зеленоватым светом. Аня зачаровано смотрит на колеблющееся пламя. Мимо Ани проходят нарядные хохочущие люди, рысит извозчик. Но Аня ничего не слышит. Только нарастающий гул колокола.

АНЯ

(за кадром)

- Мне исполнилось девятнадцать. Я снова приехала в Киев. Поступила на Высшие юридические курсы при Университете. Сняла квартирку. Жила очень тихо, без суеты. Пыталась разобраться в себе. До меня доходили смутные слухи, что Коля пытался отравиться в Париже.

НАТ. НАБЕРЕЖНАЯ СЕНЫ - УТРО.

Коля задумчиво гуляет.

ИНТ. САЛОН ДЮРАН-РЮЭЛЯ – ДЕНЬ.

Коля внимательно рассматривает картины импрессионистов. Делает какие-то пометки карандашом в блокноте.

НАТ. СИТЭ – ВЕЧЕР.

Коля разглядывает химеры Нотрдама.

ИНТ. УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БИБЛИОТЕКА – НОЧЬ.

Коля изучает большой средневековый манускрипт с гравюрами.

ИНТ. КОМНАТА КОЛИ в ГОСТИНИЦЕ – НОЧЬ.

Коля пишет за столом. Затем, расхаживает по комнате. Останавливается у окна. За окном спит Париж. Коля возвращается к столу, берет перо.

КОЛЯ

(за кадром)

- Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем миры,

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое темный ужас начинателя игры…

…дорогая Аня. Я обещал забыть тебя. Но это нелегко. Посылаю тебе свою тоненькую книжицу «Романтические цветы». Я посвятил ее тебе и все в ней о тебе. Моя парижская жизнь подходит к концу. Я решил вернуться в Петербург и поступать в Университет. Недавно, я заснул в Булонском лесу и, проснулся другим человеком. Я понял – Бог не хочет моей смерти.

ИНТ. ДОМ ГУМИЛЕВЫХ В ЦАРСКОМ СЕЛЕ – ДЕНЬ.

В гостиной Анна Ивановна Гумилева и ее падчерица, Саша Сверчкова, с детьми – Колей и Машей. Анна Ивановна вяжет, Саша читает, дети возятся на ковре.

МАША

(громко)

- Отдай, Коля, так не честно!

АННА ИВАНОВНА

(шепотом)

- Тише, тише. Степан Яковлевич задремал.

Раздается звонок в дверь. Анна Ивановна и Саша переглядывается. С шумом, в двери появляется Николай, одетый по последней парижской моде.

КОЛЯ

- Мама! Саша!

АННА ИВАНОВНА

- Сынок!

КОЛЯ-МЛАДШИЙ и МАША

(хором)

- Ура! Дядя Коля приехал!

Дети и взрослые бросаются обнимать Колю. В дверях появляется прислуга с чемоданами.

ПРИСЛУГА

- Куды чумаданы-то покласти?

Анна Ивановна обнимает руками лицо сына.

АННА ИВАНОВНА

- Все потом. Сначала к нему. Степан Яковлевич боялся, что уж не дождется.

Анна Ивановна отстраняется от сына. Крестит его в спину.

ИНТ. КАБИНЕТ СТЕПАНА ЯКОВЛЕВИЧА – ДЕНЬ.

Степан Яковлевич сидит в кресле, на ногах плед. В шаге перед ним стоит Коля.

СТЕПАН ЯКОВЛЕВИЧ

- Люмбаго, проклятое. В пеньковый бушлат скоро зашьет.

Степан Яковлевич долго, надсадно кашляет.

СТЕПАН ЯКОВЛЕВИЧ

- Что, долго еще по заграницам жить будешь? И чем ты там занимаешься, в Сорбонне этой?

КОЛЯ

- Разным, отец. Старо-французской поэзией, например. Занимался… Я решил вернуться, отец.

СТЕПАН ЯКОВЛЕВИЧ

- А чем тут будешь заниматься?

КОЛЯ

- Поэзией.

СТЕПАН ЯКОВЛЕВИЧ

- И что, за стихи так хорошо платят, что ты сможешь прожить без моей помощи?

КОЛЯ

- Со временем. Я уже издал книгу. Рецензии на нее напечатали в журналах.

СТЕПАН ЯКОВЛЕВИЧ

(берет газету)

- Читали. Вот, например, пишут о тебе: «Среди наших сограждан нашелся тоже гениальный поэт. Этот многообещающий юноша побывал в Париже, где, по его словам, он приобщился к кружку, служившему черные мессы, и, вернувшись в наш мирный город, выпустил в свет книжку своих стихов, которые быстро разошлись по городу, так как, заждавшись только славы, автор рассылал ее совершенно бесплатно».

КОЛЯ

(берет газету)

- Обо мне пишут фельетоны? Где? В «Царскосельском деле?» Ну, значит – я уже знаменитый поэт.

СТЕПАН ЯКОВЛЕВИЧ

- Вот что, Лермонтов. Я желаю, чтоб ты поступил в Университет, на юридический факультет. Даже если ты будешь плохим прокурором, это все равно верный кусок хлеба. А стихи пиши… В свободное время.

ИНТ. БАШНЯ «ИВАНОВА» - НОЧЬ.

Большая круглая комната оранжевого цвета. За большим столом – хозяин «мэтр символизма» Вячеслав Иванов, серьезный Александр Блок, Михаил Кузьмин, с подведенными глазами, бородатый Максимилиан Волошин.

ВЯЧЕСЛАВ ИВАНОВ

- По обычаю, каждую среду, за этим столом, мы читаем стихи. Первым, прошу, Николая Степановича Гумилева. Поскольку он только недавно вернулся из Парижа, тут впервые и никому из присутствующих неизвестен. Прошу.

Присутствующие с усмешкой переглядываются. Кузьмин бесцеремонно разглядывает Колю в лорнет.

КОЛЯ

(встает, после паузы начинает читать по памяти)

- Не семью печатями алмазными

В Божий рай замкнулся вечный вход

Он не манит блеском и соблазнами

И его не ведает народ.

Это дверь в стене, давно заброшенной

Камни, мох, и больше ничего

Возле – нищий, словно гость непрошенный

И ключи у пояса его…

Все замолкают.

ВЯЧЕСЛАВ ИВАНОВ

- Еще.

КОЛЯ

- Еще близ порта орали хором

Матросы, требуя вина

А над Стамбулом и над Босфором

Сияла красная луна.

Сегодня ночью на дно залива

Швырнут неверную жену

Жену, что слишком была красива

И походила на луну.

Гул одобрения.

ВЯЧЕСЛАВ ИВОНОВ

- Браво! Браво! Вот что, голубчик, заходите сюда каждую среду. Да что среду, каждый день. Милости просим. Поэт – к поэтам!

Между Колей и Волошиным сидит Лиза Дмитриева.

ЛИЗА

- Николай Степанович, вы меня не помните?

КОЛЯ

- Лиза? Вот не ожидал.

ЛИЗА

- Я здесь с Волошиным. Он мой учитель. Представляете, я тоже стала писать стихи.

ВЯЧЕСЛАВ ИВАНОВ

- А сейчас, я приглашаю прочесть нам что-нибудь Сергея Городецкого, очень талантливого юношу.

ГОРОДЕЦКИЙ

(громко, с завыванием)

- Удрас, Удрас,

Поди ко мне,

Веселый!

Удрас, Удрас,

Пади на нас,

Тяжелый.

А ты, Барыба,

Обремени,

Бремя, Барыба,

Пошли.

НАТ. УЛИЦА ПЕТЕРБУРГА – НОЧЬ. ЗИМА.

Коля провожает домой Лизу.

КОЛЯ

- Все так изменилось. Я окончательно пошел в ход. Пригласили сразу в три альманаха, в каждом – по циклу стихов. Критика ко мне благосклонна. Пока что обо мне писали в шести изданиях и, кажется, напишут еще в тех.

ЛИЗА

- Да, наделали вы тут шороху! А всего полгода назад, вас никто не знал.

КОЛЯ

- Это только начало. У меня на подходе новая книга – «Жемчуга». Журнал думаю издавать. О новой поэзии, живописи, философии… Академию стиха…

ЛИЗА

- Да, я еще тогда в Париже, поняла, что встретила необычного человека.

Идут по набережной Невы. Мосты уже разведены.

ЛИЗА

- А вы где живете?

КОЛЯ

- В Царском.

ЛИЗА

- Значит, сегодня вы от меня не уйдете.

НАТ. ЗАСНЕЖЕННОЕ ПОЛЕ – РАННЕЕ УТРО.

Метет легкая поземка. По пустынной дороге тарахтит одинокий автомобиль. За рулем, водитель в авиаторской кожаной куртке и шлеме. В салоне сидит испуганный Михаил Кузьмин и задумчивый Гумилев. За стеклом – белая пустыня без солнца.

КОЛЯ

(за кадром)

- Девятьсот девятый год стал переломным. Я вошел в литературный мир Петербурга. Начались занятия в Академии стиха на «Башне». Начался роман с Лизой. Она звала меня «Гумми», я ее – «Лиля». Летом мы вместе приехали в Коктебель, к Волошину. Там Лиза стала его любовницей.

Машина Гумилева глохнет в сугробе. Водитель и Кузьмин пытаются расчистить дорогу. Коля безучастно стоит на обочине. Подъезжает другая машина. Из нее выходят Алексей Толстой, Макс Волошин, доктор и какой-то грузин. Помогают расчищать дорогу.

КОЛЯ

(за кадром)

- Осенью, когда все вернулись в Петербург, мы постоянно сталкивались на «Башне», в редакции нового журнала «Аполлон», на вечерах поэзии. В это время появилась загадочная Черубина де Габриак, злая мистификация Лизы и Волошина. Поползли какие-то слухи.

ИНТ. МАСТЕРСКАЯ ГОЛОВИНА В МАРИИНКЕ – НОЧЬ.

На стенах и на полу огромной мастерской разложены эскизы к «Орфею». Головин рассует портрет Гумилева. Толстой, Блок, Анненский, Маковский и другие аполлоновцы группками гуляют по мастерской, рассматривая декорации. Снизу, из зала, доносится бас Шаляпина-Мефистофеля. Иоганнес фон Гюнтер рассказывает что-то Волошину.

ФОН ГЮНТЕР

- Все без ума от Черубины. Все, кроме Гумилева. Он утверждает, что если она не блеф, то явно девушка легкомысленная.

Неожиданно, Волошин быстро подходит к Коле и дает ему пощечину.

АННЕНСКИЙ

(поворачиваясь)

- Достоевский прав. Звук пощечины – действительно мокрый.

Первый приходит в себя Коля. Заложив руки за спину, он твердо произносит:

КОЛЯ

- Ты за это ответишь.

ВОЛОШИН

(опуская руки)

- К вашим услугам.

КОЛЯ

- С пяти шагов. Одновременно.

НАТ. ЗАСНЕЖЕННОЕ ПОЛЕ – УТРО.

В поле останавливаются два автомобиля. Люди выходят из них и бредут, через сугробы к одинокому дереву.

КОЛЯ

(за кадром)

- Местом дуэли секунданты выбрали, конечно, Черную Речку, оружием – дуэльные пистолеты времен Пушкина. Два дня меня уговаривали стреляться, хотя бы, с пятнадцати шагов.

Проваливаясь по колено в сугробы, Толстой отсчитывает шаги.

ТОЛСТОЙ

- …Тринадцать, четырнадцать…

КОЛЯ

- Граф, вы шагаете слишком широко.

Толстой начинает отсчет снова. Грузин заряжает с дула пистолеты. Коля занимает свое место. Сбрасывает шубу на снег и остается во фраке. Толстой приносит ему пистолет, потом Волошину.

ТОЛСТОЙ

- Господа, я предлагаю последний раз – подайте друг другу руки.

КОЛЯ

- Я приехал драться, а не мириться.

Огромный, бородатый Волошин сильно волнуется, мычит что-то нечленораздельное и поднимает пистолет.

ТОЛСТОЙ

- Стрелять по моей команде, на счет «три». Раз… два…

У Кузьмина от страха подгибаются ноги. Он садится прямо в снег и закрывает голову цинковым хирургическим ящиком.

ТОЛСТОЙ

- Три!

 Из дула Колиного пистолета вырывается сноп искр и дыма.

ВОЛОШИН

- У меня осечка!

КОЛЯ

- Я требую, чтобы этот господин стрелял!

ВОЛОШИН

- Вы отказываетесь от своих слов?

КОЛЯ

- Нет.

ТОЛСТОЙ

(кричит Коле)

- Прикрой грудь пистолетом!

Коля демонстративно отводит руки за спину. Волошин стреляет. Снова осечка.

ГРУЗИН

(кричит Толстому)

- Алеша, хватай скорее пистолеты!

Толстой подбегает к Волошину, выхватывает из его рук пистолет и направляя дуло в сугроб, нажимает на курок. Раздается выстрел. Кузьмин ойкает, вскакивает и бежит к машинам. Следом за ним медленно бредет Волошин.

КОЛЯ

(яростно)

- Я требую третий выстрел! Пусть этот господин стреляет!

Но секунданты уходят. Коля остается один. Дойдя до машин, Волошин оборачивается.

ВОЛОШИН

- Вы не видели моя калошу? Господа, я калошу потерял. Вы не видели?

ИНТ. КИЕВ. МАЛЫЙ ТЕАТР КРАМСКОГО.

Небольшая сцена. Тяжелый занавес. Мало света. В небольшом зале несколько десятков зрителей. В середине сцены, в конусе света стоит Николай. В первом ряду, немного сбоку, сидит Аня.

АКУМА

(за кадром)

- Через неделю после дуэли с Волошиным, которого с тех пор стали называть Калошиным, 29 ноября девятьсот девятого года, Коля приехал в Киев. Читать стихи на вечере «Остров искусства». Он прислал мне пригласительный.

КОЛЯ

(читает со сцены, глядя только в глаза Ане)

- …Но рот твой, вырезанный строго,

Таил такую смену мук,

Что я в тебе увидел Бога

И робко выронил свой лук.

Толпа рабов ко мне метнулась,

Теснясь, волнуясь и крича,

И ты лениво улыбнулась

Стальной секире палача.

НАТ. УЛИЦА ЗИМНЕГО КИЕВА – НОЧЬ.

По узкой улочке поднимаются Аня и Николай. Коля выглядит очень элегантно – тросточка, цилиндр. В руках Ани – живые цветы. Наверное, впервые за весь фильм она с веселой улыбкой слушает Колю.

КОЛЯ

(рассказывает очень серьезно)

- В детстве я часто играл с деревенскими мальчишками. Мы были благородными разбойниками, как Робин Гуд. И я, естественно, хотел быть разбойничьим атаманом. И вот однажды, чтобы доказать свою храбрость и кровожадность, я откусил голову живому, только что пойманному карасю.

Аня долго хохочет. Потом становится серьезной.

АНЯ

- Помнишь нашу последнюю встречу?

Коля грустно кивает.

АНЯ

(декламирует)

- Сжала руки под темной вуалью…

«От чего ты сегодня бледна?»

- Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

КОЛЯ

- На самом деле, ты никогда не бежала за мной вдогонку.

АНЯ

- Но всегда, считала тебя человеком неординарным, выдающимся…

КОЛЯ

(преувеличено серьезно)

- Как Христос или как Будда?

Аня снова звонко смеется.

АНЯ

- Я совсем замерзла.

КОЛЯ
- Хочешь горячего шоколада?

ИНТ. Ресторан гостиницы «Европейская» - НОЧЬ.

В зале приглушен свет. Скрипка наигрывает цыганские мелодии. Коля и Аня сидят за маленьким круглым столиком с красной скатертью. Коля, в черном фраке, смотрится очень эффектно, Аня невероятно красива, даже в простом сером платье. Они немного выпили. Анины глаза блестят.

КОЛЯ

- …Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру»…

…а потом сказал: «Выходи за меня замуж, Аня».

Аня снова заразительно смеется.

АНЯ

- Задыхаясь, я крикнула «Шутка

Все что было. Уйдешь я умру…»

Коля порывисто берет ее за руку.

КОЛЯ

- Аня, я понял, что в мире меня интересует только то, что имеет отношение к тебе…

Аня прикладывает Колины пальцы к своим губам.

НАТ. ВЫЖЖЕНАЯ ПУСТЫНЯ – ДЕНЬ.

В середине ровной песчаной площадки, жалобно блеет и рвется на волю белый козленок. Задняя нога его привязана веревкой к колышку, вбитому в песчаник.

АНЯ

(за кадром)

- На следующий день Коля уехал в Африку. Вот, что он писал из Джибути: «Завтра еду вглубь страны, по направлению к столице Менелика. По дороге буду охотиться. Здесь уже есть все, до львов и слонов включительно…»

Из-за обломка скалы, за привязанным козленком наблюдают Коля. Он в пробковом шлеме, шортах и рубашке хаки. За ним - мускулистый негр в перьях и с копьем. С противоположенной стороны появляется леопард. Пристально глядя на козленка, леопард по-кошачьи мягко и неторопливо, припадая животом к земле, приближается к жертве, слегка помахивая кончиком хвоста. Коля заворожено наблюдает, за хищником и обезумевшим козленком.

КОЛЯ

(за кадром)

- Солнце палит немилосердно, негры голые. Настоящая Африка. Пишу стихи, но мало. Глупею по мере того, как чернею, а чернею я с каждым часом. Но впечатлений масса. Хватит на две книги стихов. Если меня не съедят, вернусь в конце января.

С десяти метров леопард переходит на бег и в два прыжка достигает ягненка. Раздается выстрел, вскрик. Леопард переворачивается в воздухе и, падает на бок с перебитым позвоночником. Когти судорожно впиваются в жесткую землю. Коля подбегает к нему, приставляет дуло к голове и спускает курок. Вдалеке видно, как улепетывают со всех ног негр-проводник и белый козленок.

НАТ. ДЕРЕВЯННАЯ ЦЕРКОВЬ В ПРИГОРОДЕ КИЕВА – ДЕНЬ.

Звонят колокола. Из церкви, рука об руку, выходят Аня и Коля, в свадебных костюмах. Седенький батюшка обильно окропляет их святой водой, к радости местной голоногой детворы. Коля помогает жене подняться в пролетку. Аня показывает рукой в сторону Днепра.

АНЯ

- Смотрите! Там, над Лаврой! Аэроплан!

ИЗВОЗЧИК

(осеняет себя крестным знамением)

- Казалы, шо якийсь Уточкин на нэбо злэтыть.

КИНОХРОНИКА. КРАСНОГОРСК. УТОЧКИН ЛЕТАЕТ НАД ЛАВРОЙ.

АКУМА

(за кадром)

- 25 апреля 1910 года, после того, как Коля вернулся из Африки, мы обвенчались в деревянной церкви Николая-Угодника, на левом берегу Днепра. Когда садились в коляску, я увидела, как Уточкин парил над Киево-Печерской Лаврой. Спустя полвека, церковь снесли, а на ее месте построили станцию метро «Левобережная». Незадолго до этого, я поняла, что если бы не вышла тогда замуж за Николая Степановича, то никогда не стала бы Анной Ахматовой.

Титр

КОНЕЦ ПЕРВОЙ СЕРИИ

µакс бернадский©

koanfilm@gmail.com

2008